Что для рыб превыше всего (часть вторая)

Есть среди рыбьего мужского населения и такие, кто вообще жертвует личной свободой ради будущих поколений, например глубоководные удильщики.

В радиопостановках КОАППа рыба-удильщик частенько открывала рот и вещала мужским голосом. А между тем самцов глубоководных удильщиков и слушать-то не стоит: удочки со светящимся кончиком для заманивания простаков у них нет и добывать пропитание они не могут. Неужели на радио самка удильщика так вошла в роль главы семьи, что заговорила мужским голосом? Но откуда тогда мужские интонации? Ведь в поистине неразрывной чете глубоководных удильщиков супруг просто не имеет возможности раскрыть рот даже в случае семейного скандала. Впрочем, ему не на что сердиться — обед всегда готов. Ест же он не раскрывая рта.

Удильщики мужского пола считают, что молоденькая супруга хуже особы, умудренной рыболовным опытом. Нужна толстая кормилица, исправно мигающая железой на конце выроста на рыле, то есть на конце удочки. В этой железе светятся живущие там бактерии. Расширяя или сужая кровеносные сосуды удочки и тем самым меняя поступление кислорода, хозяйка зажигает или гасит фонарь. На световую приманку и плывет любопытная снедь, не подозревающая, что под огоньком ждет зубастый рот. (Подробнее о светящейся живности рассказывается дальше, в очерке «Как животные относятся к огню».)

Глубоководный удильщик
Глубоководный удильщик

Удильщиков-самцов огонек над зубами, понятно, не очень-то привлекает: они ищут подругу по запаху, долго сохраняющемуся в малоподвижных океанских глубинах. Видите — без запаха и семьи-то не создашь! Ищут, чтобы потерять себя, перестать существовать как личность: после первых поцелуев губы и язык самца сливаются с объемистым телом удильщицы, срастаются и кровеносные сосуды. Так подруга жизни становится чем-то вроде фабрики-кухни, а самец — нахлебником. Однако хозяйка не гонит его прочь, ибо он старается сделать все, на что способен: его челюсти, глаза и кишечник мало-помалу перестраиваются так, чтобы лучше вырабатывалась полноценная молока.

Глубоководные удильщики мужского пола скромнейшие из скромных. Чтобы как можно меньше обременять подруг, едят мало-мало, сросшись либо с хвостом, либо с головой кормилицы. Да и до брака они отнюдь не тяжеловесы. Вот цифры. У рослой, более метра в длину, удильщицы весом в семь килограммов был крошечный кавалер, тянущий лишь несколько граммов. Много ли надо такому лилипуту? Но молоку для продолжения рода он вырабатывал исправно. Так что и для удильщика дети — превыше всего.

С удильщиком трудно встретиться, зато с селедкой мы общаемся довольно часто. Давайте не будем разговаривать о том, какие запахи любит селедка. У нас с ней могут разойтись вкусы. Не заинтересуют ли вас другие подробности об этой рыбе?

Право, не любопытно ли, что у селедки есть зеркала, в которые она, однако, и не думает смотреться. Одно зеркало наружное — это не что иное, как серебристые бока, другое спрятано внутри; сверкающими кристалликами гуанина усеяна и рыбья утроба. Зачем наружное зеркало, вроде бы ясно: водный хищник может спутать блеск известковых соединений гуанина с солнечными зайчиками, и селедкины бока останутся в целости. Л вот для чего нужно внутреннее зеркало, доподлинно знает пока, пожалуй, лишь сама рыба.

В Зазеркалье селедкиного живота до недавнего времени была скрыта еще одна тайна. Какова судьба селедочных икринок, не попавших на кухню, а оставшихся в родном море? Как икринки удерживаются на подводных растениях или скалах, пока не выклюнется малек? Раньше ответ был безапелляционным — рыбьи колыбельки будто бы просто приклеиваются. Но дело оказалось сложнее. Если оплодотворенная икринка часика три полежит даже на гладком стекле, оторвать ее неповрежденной нет никакой возможности. Нелегко очистить стекло и от остатков оболочек икринок, из которых мальки уже уплыли. А клей сам по себе не очень прочен. Как же икринки цепляются за стекло?

Когда В. В. Рубцов на икринки беломорской сельди напылил в вакууме золото и обследовал их в сканирующем электронном микроскопе, стало видно, что на том участке оболочки оплодотворенной икринки, который касается стекла, появляются десятки тысяч крохотных присосок. Как именно получаются эти микроскопические якоря, пока скрыто под завесой тайны.

Однако если бы не присоски, то селедок, вероятно, не было бы не только на кухне, но и в море. Вот и получается, что присоски для селедки важнее запаха. Ибо в присосках — будущее. А будущее — превыше всего.

Примите к сведению

Маленькая рыбка колюшка, строящая гнездо и терпеливо охраняющая его, мечет по 80 — 100 икринок. Беспечная форель одаряет мир уже тысячей икринок, пескарь — тремя тысячами. Щука и сом откладывают по 100 тысяч икринок, сельдь — до 218 000, лещ — 250 000. В плеяду рыб-миллионеров входит налим. Его способности широки: от миллиона до 5 миллионов икринок за раз. Треска мечет еще больше — до 9 миллионов икринок. Чемпионом по икрометанию, вероятно, надо считать объемистую, более тонны весом, океанскую луну-рыбу. Ее организм вырабатывает по тридцать миллионов икринок, бросаемых матерью на произвол судьбы средь океанских волн.

Пойдем дальше: самые маленькие икринки у угря — 0,1 мм в диаметре. У ерша они вдесятеро больше и быстро тонут. Икринки лосося уже почти великаны — до шести миллиметров. Но это еще что — огромные яйца акул и скатов меряют на сантиметры (4—6 см в диаметре).